— Не трогайте! Оставьте!
— Простите, простите. — Я резко отодвинулся от урны, не понимая, в чем я провинился.
Крейс направился ко мне, шаркая ногами и в ярости тряся головой.
— Полагаю, это моя вина. Мне следовало вас предупредить, — проговорил он, пытаясь совладать с гневом.
— Прошу прощения?
— Ладно… Лучше объясню. В этой урне… оружие… заряженное.
— Что?!
— Для самозащиты. Такой маленький пистолетик, кажется, из него даже мухи не убить. Разумеется, я из него никогда не стрелял.
— Понятно.
— Так что знайте: там пистолет.
— А не лучше ли держать оружие где-нибудь в другом, более надежном месте?
— В сейфе, что ли? Пока я буду возиться с замком, подбирая комбинацию цифр, грабители вынесут все, что здесь есть.
Видя, что я встревожен, Крейс улыбнулся.
— Не волнуйтесь. Это так, пустяки.
Он поднял крышку урны, сунул в нее руку и достал пистолет. Пальцы Крейса охватывали украшенную перламутром рукоятку.
— Видите, совсем крошечный, — сказал он. — Но если хотите, чтоб я его убрал…
— Наверно, лучше пусть лежит, где лежит.
— Может, пойдете нальете нам что-нибудь выпить? — предложил он, вздохнув. — Уже почти шесть. Думаю, нам обоим пора немного расслабиться, как вы считаете?
— Что вам налить? — спросил я.
— Так… может, кампари с содовой или даже… негрони? Умеете делать этот коктейль?
Я сказал, что умею.
— Что ж… тогда будем пить негрони. — Крейс вновь спрятал пистолет в урну и выпроводил меня из кабинета. — Пора пить коктейли.
Я смешал в шейкере налитые в равных долях кампари, джин и сладкий вермут, разлил коктейль в бокалы, куда заранее положил кубики льда и по ломтику апельсина, и один подал Крейсу. Поднося ко рту бокал с розовой горьковатой жидкостью, я заметил, что Крейс как-то странно смотрит на меня.
— Salute! — сказал он, отводя глаза.
— Salute! — вторил я ему.
Несмотря на чудачества моего работодателя, мы с ним довольно легко освоили свои роли. Пусть ему претила сама мысль ступить на маленький мостик, соединявший палаццо с аллеями, улицами и площадями города, я видел, что ему нравится мое общество. И был немного польщен тем, что он проявляет ко мне столь острый интерес и в моем присутствии чувствует себя раскованно. Как-никак он был — по крайней мере, раньше — знаменитым писателем, а я пока еще стоял на самой низшей ступени литературной карьеры и смотрел на него снизу вверх. Крейс был искренне благодарен мне за помощь и значительно повеселел с тех пор, как понял, что в чистоте жить гораздо приятнее, чем в грязи.
После того как я превратил палаццо в относительно пристойное жилище и составил каталог принадлежащих Крейсу произведений искусства, я спросил у него, нужно ли сделать что-то еще. Мне пока трудно было заставить себя сесть за роман, и я искал предлог, чтобы отложить работу над книгой. Я поинтересовался, как он надумал поступить с письмами в его кабинете. Может, хочет, чтобы я ими занялся? В конце концов, Крейс согласился, что это неплохая идея, и однажды утром после завтрака мы с ним вместе пришли в его кабинет, чтобы посмотреть, что можно сделать.
Комната теперь выглядела гораздо опрятнее, и на столе стало чище, но письма по-прежнему громоздились на нем беспорядочным ворохом, высившимся посередине, словно бумажная пирамида.
— Когда вы последний раз вскрывали письмо? — полюбопытствовал я.
— Боюсь, давно. Не считая ваших писем, которые вы взяли на себя труд доставить лично, — ответил Крейс. — Но, надеюсь, вы сумеете разобрать мою корреспонденцию. Мне так надоело снова и снова читать одно и то же, что я попросту перестал распечатывать письма.
Крейс сердился все сильнее, отчего лицо его покраснело.
— Вечно выпытывают что-то, спрашивают, почему я перестал писать после издания своего первого романа. Пишут главным образом аспиранты. Ох уж и мерзкие существа. Выискивают какой-то смысл там, где его вовсе нет. Хотя, надо признать, амбициозные биографы еще хуже. Любопытные твари. Стервятники. Все кружат надо мной, ждут, когда я умру. Каждый надеется первым урвать кусочек моей высохшей плоти. Напрашиваются в гости, чтобы порыться в моих бумагах, дневниках, записях. Спрашивают, может быть, я писал все это время, но отказывался публиковать свои работы. Придумают же, негодяи! Спрашивают, можно ли прийти и побеседовать со мной с часок, взять интервью — «не для печати», разумеется! Кровопийцы, вампиры, вурдалаки, выскочки, хамы, такие же сволочи, как и те, кому нравится глазеть на трагические происшествия! Меня от них тошнит.
Крейс с отвращением смотрел на ворох писем. Потом осознал, что утратил самообладание.
— Простите, я…
— Может, давайте, я отсортирую такие письма?
— Вы? О, это было бы чудесно, — сказал Крейс. — В принципе можете сразу их выбросить.
Он помолчал.
— В этой куче мусора вам наверняка попадутся чеки от моего издателя. Чеки пригодятся. Честно говоря, я предпочел бы сжечь и их, но деньги мне нужны. Чертовы гонорары так и льются рекой, постоянно напоминают…
Взгляд Крейса затуманился. Он погрузился в молчание.
— О чем? — тихо спросил я.
Крейс поджал губы, хотел что-то сказать, но передумал.
— Да так, ни о чем, — отмахнулся он, пытаясь улыбнуться. — Напоминают об одной некогда совершенной глупости, только и всего.
— Тогда я начну прямо сейчас, — предложил я, показав на письма. — Не волнуйтесь. Скоро здесь будет полный порядок.
Перед тем как покинуть кабинет и вернуться к чтению, Крейс дал мне нож для разрезания бумаги, и я принялся неспешно разбирать его корреспонденцию. Начал с самого верха пирамиды, постепенно подбираясь к ее основанию. Высматривал чеки и послания от биографов. Мне и самому было любопытно узнать больше о Крейсе.