Лживый язык - Страница 30

О чем она говорит? Я думал, между нами все замечательно — нет, даже более чем хорошо. Я думал, мы уникальная пара. Всегда будем вместе… я даже представить не могу, чтобы мы когда-нибудь расстались. Вот насколько мы близки.

С некоторых пор она чувствует, что мы стали чужими, между нами пролегла пропасть, которая со временем будет только увеличиваться. Она знает, что это не моя вина, от меня ничего не зависит. Что подобного рода проблемы, трудности, которые я испытываю, сопереживая людям — так она выразилась, — фактически непреодолимы. Возможно, это как-то связано с тем, что со мной случилось в детстве. А может, я никогда не пойму, откуда это идет. Может, я просто по жизни такой.

Поначалу я казался ей немного забавным. Ее подкупала моя оторванность от всего, что меня окружало. Ее это умиляло, сказала она. Но постепенно стало раздражать. А теперь она сильно сомневается в том, что у наших отношений есть будущее. Нет, она не встретила другого парня. Нет, у нее никого нет, упорствовала она.

Я помню, какая она была тогда. Лежала обнаженная. Ее жемчужно-белая кожа почти сияла. Ее губы задрожали, руки затряслись. Она сказала, что я причиняю ей боль — правда, больно, прекрати, сказала она, — но я обязан был ей доказать, что все ее слова — сущий вздор. Она говорит не о нас, возразил я. Рассказывает о ком-то из своих знакомых, об их проблемах.

Кажется, я схватил ее за запястья и крепко прижал к кровати. Она не могла шевельнуться. Застыла. Как на картине. Прекрасная, будто неживая. Я был невероятно возбужден. Овладел ею. Она пыталась сопротивляться. Начала кричать — тихо повизгивала, как ребенок. Но возле кровати стоял проигрыватель компакт-дисков, и я просто включил его на всю громкость.

В конце я был уверен, что она передумала. Что она не может жить без меня. Она встала с кровати и скрылась в ванной. Я услышал, как полилась вода из душа. Услышал ее всхлипы.

Я был уверен, что теперь уж она никогда меня не оставит.

Когда она вышла из ванной — взгляд у нее был какой-то странный, стеклянный, — я сказал ей, что безумно ее люблю. Она резко вскинула голову, прижала к губам руку. Я не расслышал ее ответа, ведь она говорила в ладонь, но, думаю, она тоже призналась мне в любви. Она прошла в комнату, оделась. Ей нужно уйти ненадолго, сказала она. Купить молока. Она вернется через пару минут. Была пятница, и я надеялся провести с ней все выходные.

Я ждал возвращения Элайзы. Сидел голый на краю кровати, боясь пошевелиться. Думая, что время остановится или хотя бы замедлит свой ход, если я буду сохранять неподвижность. Мое тело дрожало мелкой дрожью, руки и ноги покрылись гусиной кожей. Заслышав скрип ступенек на лестнице или стук входной двери, я радостно вскидывал голову, уверенный, что это она идет. Наверно, она встретила подругу и села с ней где-нибудь выпить кофе. Или решила сходить на лекцию, а потом в библиотеку. Или упала, разбила колено и пошла в травмпункт. Самые разные предположения мелькали у меня в голове, одно правдоподобнее другого.

Но в тот день Элайза так и не вернулась. Дневной свет в комнате постепенно угас. Я сидел в темноте и вслушивался в звуки города.

* * *

Прежде чем делать какие-то дела, я должен был увидеть ее. Просто чтобы убедиться, что она действительно существует, что я ее не выдумал.

В аэропорту Станстед я купил себе другой сотовый телефон, обменял евро на фунты, потом поездом доехал до Ливерпуль-стрит, там пересел на метро и отправился на север Лондона. Прибыв в Кентиш-таун, я поднялся на улицу из метро, где из-за удушающей жары нечем было дышать. Небо было грязного желто-черного цвета, моросил мелкий дождь. У станции метро какой-то пьяный сидел в луже собственной мочи и глупо улыбался. Женщина с лицом маленького ангелочка и фигурой подростка просила милостыню. Когда я положил в ее крошечную ладонь монету в один фунт, ее гладкое личико просияло от радости.

От станции метро до той квартиры я ходил так много раз, что путь этот мог пройти с закрытыми глазами. На первом перекрестке — направо, сразу же после паба — налево, потом прямо, вдоль зданий, окрашенных в пастельные цвета, и магазинчика на углу, и вот он, второй дом справа. Когда до дома оставалось всего несколько шагов, моя рука непроизвольно скользнула за ключом в карман джинсов. Но ключа там, конечно, не было. С тех пор многое изменилось.

Я остановился у одного из деревьев на дороге и спрятался в тень. Квартира, которую мы некогда снимали вместе, находилась на верхнем этаже дома. В комнате, что прежде была нашей спальней, горел свет. Интересно, она там сейчас, в той комнате? С ним? Что он с ней делает? Должно быть, он промыл ей мозги. Иначе как Элайза решилась бы встречаться с человеком, который годится ей в отцы? Его рыжая борода щекочет ей шею, он трется об нее своим дряблым телом. Мне до сих пор не верилось, что она предпочла его мне.

Не знаю точно, когда я понял, что происходит. Во всяком случае, не в тот день, когда ушла Элайза. Я снова и снова звонил ей на сотовый, но телефон автоматически переключался в режим автоответчика. Я позвонил ее родителям, разбудил отца. Тот сказал, чтобы я никогда больше не подходил к Элайзе. Держись подальше от нее, сказал он, ты ей не нужен. Она не желает тебя видеть. Будь его воля, он обратился бы в полицию. Она в беде? — спросил я. Он послал меня ко всем чертям и положил трубку.

В понедельник мы должны были встретиться на лекции «Тарквиний и Лукреция: власть и род в итальянской живописи XVI века». Я увижу ее, думал я. Спрошу, что случилось. Да, наверно, я чем-то ее расстроил, но разве нельзя объясниться, уладить разногласия? В конце концов, мы ведь взрослые люди. Я умылся, оделся, старательно причесался и на автобусе поехал в университет. На лекцию я пришел рано. Нужно было убить минут пятнадцать, и я заглянул в кафе в надежде, что найду ее там. Войдя в кафе, я увидел, что все на меня как-то подозрительно косятся. Джеки, ее близкая подруга, сидела на низком диванчике с другой ее подругой, имени которой я никогда не мог запомнить. Видела она где-нибудь Элайзу? Джеки посмотрела на меня с нескрываемым презрением. Как у меня вообще хватило наглости явиться сюда, сказала она. После того, что я сделал. Будь ее воля, она навечно упрятала бы меня в тюрьму. И вдобавок яйца бы отрезала.