Лживый язык - Страница 81

— Гордон, Гордон, проснитесь, — сказал я, входя в альков.

Я раздвинул темно-красные занавеси и включил ночник. Но кошмар по-прежнему его не отпускал.

— Гордон. — Я тронул старика за костлявое плечо, скрытое под тканью хлопчатобумажной ночной сорочки. — Гордон.

Он выгнул спину. Его лицо тут же исказилось от боли, и он резко очнулся.

— Слава богу, — произнес Крейс, потирая глаза. — Мне снился ужасный сон.

Он сел в постели и посмотрел на меня — на его лице застыло ошеломленное, растерянное выражение.

— Надо ж, как меня проняло, — сказал он, содрогнувшись. — Жуткий сон, все происходило как наяву. Я пошел прогуляться — уже одно это наполняет меня страхом — и вдобавок, когда вернулся, увидел, что… что… вы мертвы.

Слезы застлали ему глаза, когда он стал заново переживать свой кошмар.

— Вы сидели на кухне за столом, повесив голову на грудь. Сначала я подумал, что вы спите. Подошел к вам, попытался разбудить. Вы не шевелились. И были холодны. Я ничего не понимал, стал трясти вас, вы не реагировали.

— Это и впрямь ужасно, но это всего лишь сон, — сказал я, пытаясь успокоить его. — Я здесь, с вами, живой и невредимый.

Он взял мою руку, стал потирать ее своей холодной влажной ладонью.

— Да, да, вы здесь. Вы ведь никогда не оставите меня, да? Мой Крис, ты никогда не покинешь меня. Ничто не разлучит нас теперь.

Он подался вперед, его руки будто сами собой обняли меня за шею. Я почувствовал, как его палец поглаживает мой затылок, спускается вниз к моей лопатке. Свою вторую ладонь он положил на мое плечо, помассировал его, потом переместил на мою ногу.

— Гордон, — ласково сказал я. — Я не Крис, я Адам. Адам.

Крейс вновь начал шептать имя Криса. Я почувствовал, как его язык касается моего уха.

— Гордон, — более сурово произнес я. — Проснитесь! Это Адам.

Когда его пальцы попытались проникнуть между моих бедер, я взял его за плечи и оттолкнул от себя.

— Прекратите, Гордон. Прекратите!

Крейс пару раз моргнул, словно пробуждаясь ото сна, потом, сообразив, что он наделал, закрыл лицо руками. Пальцы у него были длинные, как у людей, изображенных на картинах XV века.

— Адам, простите ли вы меня когда-нибудь? Я вел себя, как осел.

— Не волнуйтесь, — произнес я ровным тоном. — Вам снился кошмар.

— Да, это был ужасный, страшный сон. Даже не знаю, как вымолить у вас прощение. Боже, вы теперь меня ненавидите, думаете, что я грязный мерзкий старикашка.

— Ничего такого я не думаю. Пожалуйста, Гордон, вы только не волнуйтесь…

— Надеюсь, я не отвратил вас от себя? — спросил он, теребя в руках край своей ночной сорочки. — Я пойму, если вы решите уйти. С моей стороны это было абсолютно непростительное поведение. Непозволительное.

— В самом деле, Гордон. Давайте забудем о том, что произошло.

— Все, я теперь не усну, — сказал он, кусая ногти. — Вы не принесете мне еще две таблетки, прошу вас?

— А нужно ли? Ведь две вы уже приняли.

— Нужно. Иначе я глаз не сомкну, буду изводить себя, вновь и вновь вспоминая, как все это было.

— Что ж, если вы настаиваете.

— Да, настаиваю.

Я принес снотворное и воды. Крейс положил таблетки в рот, повернулся ко мне и, глядя на меня с любовью, поблагодарил.

— Теперь я буду спать, как убитый. — Он откинулся на подушку.

Я оставил его и вернулся в свою комнату. Где-то вдалеке гремел гром.

* * *

Я вернулся в свою комнату, но заснуть не мог. Все еще ощущал обжигающее прикосновение пальцев Крейса на своей шее и на ногах, чувствовал, как они ползут по моим бедрам. Страх того, что могло произойти, выбил меня из колеи. В голове моей теснились тысячи изощренных сценариев, один ужаснее другого. Я понял, что дальше так продолжаться не может, и решил, что завтра же сообщу Крейсу все, что мне известно. Выдвину ультиматум, предложу сделать выбор: сотрудничество либо разоблачение. Конечно, нужно быть готовым к неприятным сюрпризам, но это лучше, чем неизвестность. По крайней мере, так у меня появится хоть какая-то определенность. Я сам буду диктовать условия.

За окном сверкала молния, раскалывая ночное небо. С каждым ударом грома во мне нарастало возбуждение, словно гроза каким-то образом была связана с моей центральной нервной системой. Перед тем как попытаться заснуть, я убрал свой блокнот в тайник под полом у моего стола, но потом у меня возникло неодолимое желание просмотреть записи. Все так же в майке и трусах, я встал с постели и прошел в другой конец комнаты. Из ящика стола достал стамеску, спрятанную под стопкой старых газет, и с ее помощью поднял половицу. Под ней лежал мой литературный клад — материалы, которые, как я надеялся, принесут мне славу, а может, даже и состояние. Я стер слой пыли с пакета, развернул его и стал листать блокнот, сам поражаясь тому, как много я написал о Крейсе на основе ежедневного общения с ним. Я проделал огромную работу. Но, вновь перечитав предсмертную записку Криса, я вспомнил, что мне не хватает еще одного документа — рукописи романа «Учитель музыки». Если бы мне удалось найти ее, у меня в руках оказался бы самый главный козырь. Будь у меня эта неопубликованная рукопись, я без труда загнал бы Крейса в угол.

Я вспомнил его слова, сказанные мне перед тем, как я покинул его спальню, — что он будет спать как убитый. Грех не воспользоваться такой возможностью. Я быстро запихал все материалы и блокнот в пакеты и сунул сверток под пол. Положил стамеску в ящик стола, под газеты, и взял ручку с фонариком. На улице гремел гром, сотрясая палаццо до самого фундамента; в окно хлестал дождь. Если Крейс сумел заснуть в такую свирепую непогоду, значит, он и впрямь спит как убитый.