О чем это, черт возьми? Что за игра Крейса? Зачем ему надо было, чтобы я нашел неопубликованную книгу, которая фактически погубила его писательскую карьеру? Я вспоминал беседы, которые мы вели с ним последние несколько месяцев. Солнечная муза. Я заковылял по портего, глядя на окна, пытаясь вспомнить, как выглядит холл днем, когда его заливает свет. Эта фраза намекает, что мне следует искать какое-то конкретное место, на которое падают лучи солнца? Образ музы символизирует вдохновение, но значит ли это, что я должен найти такой уголок, где Крейс настраивался на творческий лад? Я вернулся в его спальню, прошел в его кабинет. Он лежал на полу, в неестественной позе. Это было шокирующее зрелище, меня едва не стошнило.
Я проверил шкафчик, стоявший у его кровати, но не нашел там ничего, кроме грязного носового платка и стопки книг. Хромая, я вернулся в портего, и вдруг у входа в гостиную меня осенило. Какой же я идиот! Я развернулся и пошел вдоль стены, ища гравюру из книги Франческо де Лодовичи «Триумф Карла». Все это время отгадка смотрела прямо на меня — поэт, преклонивший колена перед своим заказчиком; над ним сияет вдохновляющий образ музы в виде солнца. Я отделил раму от стены. На пол упало еще одно письмо.
Оно было адресовано мне. Я вскрыл конверт, едва не разорвав само письмо, и прочитал послание Крейса.
...«Вы уже на шаг ближе. Ответьте, кто написал, что узник в Sala del Tormento терпит „такие муки, что его суставы на некоторое время расчленяются“?»
Я мгновенно понял, на какое произведение ссылается Крейс. Это была книга, которую он читал в тот день, когда я переехал жить в его палаццо, книга, заставившая его смеяться, книга о человеке, который посетил Венецию несколько столетий назад и, как говорят, привез в Англию первую вилку. Но как она называется? Неужели я забыл? Проклятье. Я ясно помнил, как тогда Крейс сидел в своем кресле и перед ним на столе лежали две книги в красных кожаных переплетах с золотым тиснением на корешках. И все же: как она называется? С досады я ударил кулаком по одной из висевших на стене гравюр, разбив стекло, под которое она была вставлена. Потом я вспомнил, что в моем блокноте есть запись о том дне. Я был уверен, что упомянул название книги в своих заметках.
Все еще ощущая в ноге жгучую боль, я поспешил в свою комнату. Там я включил свет, выдвинул ящик стола и достал стамеску. Опустившись на колени, я вырвал деревянную половицу, под которой находился тайник, развернул пластиковые пакеты, в ярости разрывая их, схватил свой блокнот. Стал листать его, пока не нашел заметки о моих первых беседах с Крейсом. Слова плясали у меня перед глазами, когда я пробегал взглядом даты, ища запись о первом дне пребывания в доме Крейса, быстро переворачивал страницы с изложением содержания наших бесед, подробностей, касающихся моей жизни до приезда в Венецию, планов на будущее. Наконец я нашел то, что искал. Я действительно записал заглавие книги. Ее автором был Томас Кориат, а называлась она «Непристойности Кориата».
Я покинул свою комнату, стараясь идти быстро, добрался по коридору до портего, оттуда прошел в гостиную. Поселившись в палаццо, я аккуратно расставил книги на полках и теперь был уверен, что легко найду нужное издание. Я водил пальцами по корешкам книг, вспоминая, какие они были пыльные, когда я только начал их разбирать. По-моему, книга, которую я искал, «Непристойности Кориата», должна была стоять на первой полке, рядом с коллекцией книг Крейса о Венеции, в одном ряду с такими изданиями, как «Венецианские камни» Джона Рескина, «Венецианская жизнь» У. Д. Хоуэллса, «Письма леди Мэри Уортли Монтегю» и «Рассуждения» Пьетро Аретино. Как ни странно, Кориата на месте не оказалось. Я пробежал глазами названия, проверил, не завалился ли Кориат за другие книги, потом просмотрел всю полку, чувствуя, как меня охватывает паника. Я твердил себе, что нужно сохранять спокойствие. Может, Крейс переставил книгу в другое место? Я взял стремянку, морщась от боли, поднялся на одну ступеньку, еще выше, выпрямился, водя взглядом по полкам, но нужной мне книги не увидел. Я перенес стремянку в другой конец библиотеки, но и там не нашел то, что искал.
Над палаццо грянул гром. Названия книг заплясали у меня перед глазами, так что я не мог сфокусировать взгляд. Ладонью я смахнул книги с полки. Они с грохотом посыпались на иол. Хрустальная люстра надо мной зазвенела. Я стал сбрасывать книги с других полок, раздирая корешки, вырывая страницы. Меня обуяла убийственная ярость, я сатанел от злости. Вскоре вся отборная библиотека Крейса высилась на полу беспорядочной грудой, представлявшей собой пирамиду из выдранных страниц, измятой кожи и скрученных корешков.
Ослабевший, мучимый тошнотой, я пробрался через валявшиеся на полу книги к креслу Крейса, смахнул с него несколько вырванных страниц и сел, опустив голову в ладони. Чего хотел добиться Крейс? Какую подлую игру он ведет даже теперь, после смерти? Я несколько раз глубоко вздохнул и попытался сосредоточиться. Я знал, что ни в спальне Крейса, ни в его кабинете нужной мне книги нет, а в гостиной я проверил все полки. На кухне, в портего и в ванной книг вообще не было. Единственное место, где я еще не искал, — по сути, единственная часть палаццо, куда я вообще ни разу не заходил, не считая затопленного нижнего этажа, — это верхний этаж. Теперь, когда Крейс был мертв, у меня впервые появилась возможность подняться туда.
Я покинул гостиную и остановился у лестницы, которая вела на верхний этаж. Подтягивая раненую ногу, я стал медленно взбираться по этой лестнице, прислушиваясь к завыванию ветра на улице. На верхней площадке путь мне преградила изъеденная личинками древоточца старая тонкая дверь. На ней висел небольшой замок. Я дернул замок, пытаясь его сорвать. Не получилось. Раздосадованный, я, как мог, разбежался и попытался плечом выбить дверь, вложив в удар всю свою обиду и злость на Крейса. Дерево затрещало, но замок остался на месте. Я сделал глубокий вдох и опять бросился на дверь, стиснув зубы от пронзившей все тело дикой боли. Я услышал, как замок упал на пол, а дверь стукнулась о стену.